Понимание сущности жизни, ее возникновения, развития, связей с окружающей средой и т.д. является фундаментальным задачам научного познания, к решению которого активно привлекается и экология.В разные времена, в зависимости от достигнутого уровня развития науки и содиокультурних факторов, бытовали отличные образы живого и экологической реальности.
В античные времена науками, которые специально исследовали проблемы сущности жизни, была «физика» (то есть философия как нерасчлененность синкретическая система знаний), а также описательные науки – зоология, ботаника, частично эмбриология, некоторые прикладные области науки, прежде медицина и агрономия. В Греции лидером жизнезнании была зоология, исходное значение которой и заключалась в том, чтобы быть «наукой о живом»; в Риме на передний план выдвигаются медицина и агрономия по общей прагматичной направленностью естествознания этой эпохи. Впрочем, окончательное отмежевание биологии от медицины с агрономией произошло лишь в Новое время.
В это время был выдвинут ряд интересных взглядов относительно природы живого. Так, Фалес Милетский считал, что между жизнью и смертью не существует разницы; Хрисипп разделял жизнь на созерцательное, деятельное и умственное.
Аристотель считал, что жизнь – это питание, рост и старение, причиной которых является принцип, который имеет цель в самом себе. Этот принцип Аристотель назвал «энтелехией» для обозначения актуальной действительности предмета, целевой причины. При этом он предложил первую в истории науки классификацию животного мира и обратил внимание на то, что можно назвать багатоякиснистю жизни. «О жизни, – замечал философ, – нельзя говорить как об одном виде: одна жизнь присуще животным, другой – растениям. Таким образом, определение можно, конечно, давать умышленно так, чтобы всякая жизнь было названо соответственно и определено как один вид »(Топика. Кн. VI. Гл. 10 С. 28-33). Определение жизни, по Аристотелю, должно указывать на общее и особенное, очерчивать как данность предмета, так и его причину. Поэтому о жизни можно говорить по крайней мере тогда, когда у него есть хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, движение и покой в пространстве, а также движение в смысле потребления, упадка и роста. О растениях можно говорить, когда есть минимум роста; при наличии же ощущений мы уже имеем дело с животными.
Эпоха Возрождения уверенно выдвигает в лидеры науки о человеке прежде анатомию (морфологию в широком смысле слова). В жизнезнание привносится новый исследовательский стиль – аналитическое расчленение объекта, целенаправленный эксперимент, точное описание, поиск теоретического объяснения полученных фактов. Благодаря этому был накоплен большой массив эмпирического материала, добыто ряд выдающихся теоретических обобщений, прежде всего на ниве понимание организма человека как целостной системы. Сюда следует отнести, в частности, открытие большого и малых кругов кровообращения, раскрытие функций многих важных органов и структур человека.
Формирование совокупного образа живого вещества и наук о ней в это время и в последующие века определяется взаимодействием, включая противостояние, двух объяснительных парадигм, а именно : неоплатоновского эссенциализма и механистического детерминизма.
Неоплатонизм, развивая античные философские взгляды, в трудах Плотина, Порфирия, Ямвлиха, Прокла (III-V вв.), обосновал две чрезвычайно важные в мировоззренческом и методологическом плане идеи: во-первых, наличие идеального прототипа ( прообраза) любых предметов в мире, во-вторых, причинно-следственная связь между сущностями разного сорта. Сами же сущности вытекают путем эманации из первоосновы, творя все видимое разнообразие живой и неживой природы.
Роль экологии в создании научного образа жизни на Земле
Непосредственно в биологии требования эссенциализма реализовались путем допущения существования каких живых существ, по которым они организованы, а также происхождение их множества результате развертывания идеальных архетипов в реальные предметы. Подобную концептуальную направленность имели теория «изложенных» зародышей А. Галлера и Ш. Бонне, концепция анимальнул Ж. Б. Робине, представлений об архетипах Гете и Г. Оуеиа, учение о планах построения организмов Ж. Кювье и Е . Ж. Сент-Илера, теория эпигенеза В. Гарвея и К. Ф. Вольфа, натурфилософские конструкции Шеллинга, Гегеля, Окена и многие другие обобщений. Итак, сначала – идеальная модель, архетип, затем – реальный мир, организмы, биосистемы вообще. Детерминация взаимоотношений между живыми существами и окружающей средой здесь предопределенной конечными причинами, а не непосредственными отношениями их как самодостаточных образований.
Механистический детерминизм вырос и утвердился на фундаменте успехов естествознания Нового времени. Открытие в области механики, астрономии, гидрологии, теории твердого вещества, теории механизмов, книгопечатании и технике в целом легли в основу промышленных и экономических революций XVI-XVIII вв. Это, в свою очередь, выдвинуло сформирован стиль мышления и исследования в лидеры науки, «законодателя мод» в области философии, мировоззрения в целом. Возникла своеобразная механистическая картина мира, задавала интерпретаций ни схемы для многих областей знаний о неживой, живой и человеческую природу.
Четкого обоснования подобная методология получила уже в трудах Р. Декарта. Отталкиваясь от постулирования самодостаточности бытия мыслящего субъекта, возвышения рационализма как идеологии деятельного субъекта, механицизм утверждает примат законов природы, причем толкует их вечными и неизменными, а мир – довольно однообразным. По сути, познания качества вещей осуществляется через выяснение их взаимоотношений и количественных отношений, что влечет за собой отказ от объяснения
в шестеренками и новообразований. Механицизм признает тождество органической и неорганической природы и сводит сложное к более простому, предпочитает поисковые строгой передзаданости и жесткой обусловленности изменений. Идеалом науки и способа организации знаний считаются геометрия и математическая теория, главным методом – математическая дедукция и анализ как сведение высшего к низшему, сложного к простому. Показательны в этой связи хотя бы названия главных работ этого периода французского философа Ж. А. Ламетри – «Человек-машина», «Человек-растение» и др.
В науках о живом было предложено немало обобщений, основанных на методологии механицизма . Уже ятромеханикы (Дж. Борелли, С. Санторио, У. Гарвей) пытались объяснить строение и жизнь функции животных законами функционирования машин (механизмов). Так же ятрю химики (Т. Парацельс, Я. Ван Гельмонт) выискивали ответы относительно природы жизненных процессов в химических, в частности, ферментативных механизмах брожения. Кстати, именно с тех времен в жизнезнании и человековедения утвердилось много терминов, непосредственно заимствованных из механики – «клапан», «функция», «клетка», «изоляция», «сила», «энергия» и многие другие.
К подобной интеллектуальной традиции следует отнести также и концепцию замкнутой системы кровообращения (М. Сервет, А. Везалий, У. Гарвей), учение о рефлексах Р. Декарта, учение о раздражимость И. Прохазки, открытие «животного электричества» – электрических процессов в нервной и мягкие мышечной тканях (Л. Гальвани, А. Вольта), исследования по физиологи дыхания (Дж. Пристли, Лавуазье), преформистским концепции с их жесткой запрограммированностью индивидуального развития (Я. Сваммердам, Г. Камерариус) и др. – Все они в той или иной степени связаны с механистическим трактовкой жизненных явлений, с ощутимым преобладанием в объяснении обращений к непосредственно действующих причин. «Там, где Аристотель видел только разнообразные бесчисленные качества тел, – писал известный русский генетик Н. К. Кольцов (1932, с. 297), оценивая« машинизм »Гарвея и Декарта, – они пытаются найти только количественные отношения. Трактовка явлений природы на основании цели, для которой они призваны, их не удовлетворяет; объяснить – для них означает открывать цель, а причины явлений ». Механицизм, таким образом, существенно оттеснил эссенциализм и телеологию по науке о живом.
Бесспорный лидер жизнезнания XVI-XVII вв. – Организменном биология, причем направлена на анализ и восприятие органического мира сквозь призму человеческого организма. Осматривая исторический опыт науки этого периода, классик биологии К. Вольф писал о ней как о «теоретическую медицину», отличную от практического лечения. Таким образом, общая направленность эпохи Возрождения и Нового времени на человека и признание безграничных ее возможностей по познания и овладения природой привели к выдвижению на передний край науки о жизни человековедческие направления, а взаимодействие эссенциализма и механистического детерминизма определила основной спектр объяснения и теорий в биологии.
В XVIII в. функции лидера перенимает систематика. Системы органического мира строились еще с античных времен (Аристотель, Теофраст, Плиний Старший и др.), Совершенствовались в последующие эпохи (А. Чезальпино, Дж. Рэй). Они имели преимущественно тезаурусный или иллюстративный характер, поскольку либо представляли собой своеобразный свод знаний о множестве животных и растений, или раскрывали определенную общую идею. Между тем пространственное и качественное расширение Ойкумены, осознание внаолидок географических открытий целостности и масштабности нашей планеты привели к катастрофически большого расширения самого перечня видов живых существ. Возникла потребность в надежной системе организации знания о них, которая бы, с одной стороны, обеспечила сохранность, быстрый поиск и использование информации (т.е. описание новых и определения известных видов), а с другой – отражала бы реальные, прежде эколого-эволюционные, взаимоотношения в органическом мире. Не случайно своеобразным кредо тогдашнего жизнезнания был лозунг: «называть, классифицировать, описывать». Наибольший успех на этом поприще судился системе органического мира К. Линнея, хотя, конечно, и она со временем совершенствовалась и дополнялась другими вариантами классификации. Бесспорным, однако, является выдающийся влияние, система Линиея произвела не только на биологию, но и на развитие естествознания в целом, а особенно на упорядочение знаний в космологии, физике, химии.
Несмотря на это, особого прогресса в решении тайны жизни достигнуто не было . И в Новое время Дж. Локк отмечает практически то же, что в свое время произносил Аристотель. «Нет термина применяемая от слова« жизнь », – писал он (1981, с. 662). – Почти каждый воспримет за оскорбление вопрос, что же он под ним понимает. И все же когда возникает вопрос, обладает жизнью растение, которое находится в семенах уже в готовом виде, жив зародыш в яйце до высиживания, или сознания человек – без чувств и движения, легко заметить, что применению такого известного слова, как « жизни », не всегда сопутствующая конечно, четкая, устоявшаяся идея». Неудивительно, что существует широкий спектр дефиниции жизни.
И. Кант определял жизнь как способность существа действовать согласно своим представлениям. Ф. Шеллинг основным свойством жизни определял ее способность сохранять свою самотождественность на основании некоторого внутреннего принципа; главная функция его – непрерывное движение, в котором жизнь заставляет находиться жидкие субстанции организма. Г. Гегель считал, что живет – то есть индивидуальность, которая деятельная сама в себе и которая преодолела в себе тягу к выделению субстанции. Ощутимые аристотелевские влияния прослеживаются в подходе к жизни Ж. Кювье: оно является вихрем с постоянным направлением, в котором материя менее существенна, чем форма.
И все же принципиальные сдвиги постепенно проявляются достаточно отчетливо, и именно они (ориентированные на естественное, каузальное объяснение ) во новом естествознании. Для Ж.Б.Ламарка жизни – такое положение вещей, который дает импульс органическом двигательные под влиянием возбудителей. Еще ближе к природным реалиям взгляд Г. Спонсора: «жизнь – суть постоянное приспособление внутренних отношений к внешним». Наконец Ч. Дарвин (1869) предложил дефиницию жизненных явлений через законы, лежащие в их основе: «Эти законы в самом широком смысле – Рост и Воспроизведение, Наследственность, почти необходимо вытекающая из Воспроизведение, Изменчивость, зависящая от прямого или касательной действия жизненных условий и от упражнения и невправляння, Прогрессия размножения столь высока, что приводит к Борьбы за жизнь и ее последствия – природного отбора ». Эти подходы ясно указывают на экологическое содержание жизненных явлений, а потому фактически они и являются характеристиками соответствующей экологической реальности. С определенными коррективами, подобное понимание феномена жизни присуще и современной науке.
Заметным «законодателем мод» в жизнезнание первой половины XIX в. была физиология, прежде физиология животных и человека. В настоящее время наблюдается переориентация предыдущего лидера – морфологии (конец XVIII – начало XIX в.) – Со структурно-архетипов к функционально-целостного видения биосистем.
Морфология, что перехватила традиции анатомии Галена-Везалия, ориентировалась на исследование структур живых организмов вообще, а не только человека. Естественно, что обобщение, полученные в ней, также касались всего живого. Среди них особое значение приобрели теория плана строения (макробудовы) организмов (Ж. Кювье и Э. Ж. Сент-Илер), а также теория клеточного строения организмов (работы Т. Шлейдена и М. Шванна). Восприятие это »концепций неизбежно приводило к мысли о единстве органического мира в целом и целостность организмов животных и растений в частности. Явления разнообразия и общности в мире живого получили таким образом весомого теоретического обоснования. Именно в таком контексте и происходит опережающее развитие физиологии.
Примечательно, что классик морфологии Гете фактически определяет ее и как науку функциональную, как теоретическое життезиавство целом: морфология должна, по мнению ученого, «содержать учение о форме, об образовании и преобразования органических тел ». Именно вопросами «преобразований» в организме, в дополнение к эмбриологии, и прониклась вплотную особая наука – физиология. Именно здесь начинает утверждаться эксперимент, и обоснования Г. Гельмгольцем действенности закона сохранения и превращения энергии по организму неплохо показали возможности этого метода.
Согласно новым лидерам наблюдаются и семантические аберрации: знак равенства уже проводится не между морфологией и биологией, а между биологией и физиологией. По словам Д. Велланского, это – тождественные вещи, о чем и свидетельствует название его фундаментального труда – «Основополагающие очертания общей и частичной физиологии или физики органического мира» (1836). В этом «или» – и механистическая эйфория, и восторг от развития физиологии.
Вместе все усиливается внимание к надорганизмових систем, выдвигает экологию в одного из лидеров естествознания – сначала потенциального, а впоследствии – и настоящего.
Уже Бюффон и Ламарк отмечали особой формообразующей роли окружающей среды в возникновении новых видов организмов. А как достигается их постоянное существование в окружающей среде? На этот вопрос попытался ответить английский физиолог Ч. Белл, введя новое понятие
– «адаптации» для обозначения «устойчивого и универсального отношения между организацией и инстинктами животных, с одной стороны, и средой, в которой они Существуют и получают пищу, с другой».
В это время было открыто несколько важных экологических закономерностей. А. фон Гумбольдт установил горизонтальную зональность и вертикальную поясность в распространении растений;польский исследователь К. Глогер выявил факт ослабления пигментации птиц по мере перемещения с юга на север. Очень важный закон «минимума» сформулировал в 1840 Ю. Либих: чтобы жить и процветать в тех или иных конкретных условиях, считал ученый, организм должен иметь вещества, необходимые ему для роста и размножения. Основные потребности у разных видов и в разных условиях неодинаковы. За «стационарного состояния» лимитирующей будет вещество, доступное количество которой ближайшая к необходимому минимуму. Таким образом, именно вещество, находящееся в минимуме, руководит урожаем и определяет величину и устойчивость последнего во времени.
К середине XIX в. относятся и попытки концептуального и терминологического определения всей этой новой области знаний. В 1852 была опубликована работа «Жизнь животных по отношению к внешним условиям» российского эколога К. Ф. Рулье, в которой ученый предлагает рассматривать экологическую проблематику не в контексте других наук, как было до сих пор, а как самостоятельную область знаний, для которой он предлагает и новое название – «зообиологии». Через три года ученик Рулье Н.А. Северцов печатает одно из первых в мировой литературе прикладных экологических исследований «Периодические явления в жизни зверей, птиц и пресмыкающихся Воронежской губернии».
Независимо от того большой массив наблюдений над экологией животных и теоретических обобщений накопил австрийский ученый Л . Шмарда, объясняя географическое распространение организмов особенностями окружающей среды. Он также предложил специальный термин для новой отрасли знаний – «зоономия», то есть «экономия животных». И хотя этот термин использовал даже Дарвин, он практически не прижился. Поэтому лишний раз можно убедиться, что постулирование Геккелем экологии как науки было глубоко обоснованным и выпестованным явлением.
Поиски аутентичного названия для нового направления и его отдельных подразделений продолжались еще немало времени. В конце XIX в. Любая отрасль знания – философия, политика, физика, биология и т.д. – направлена на познание, осмысление движения объекта науки, его генезиса и тенденций будущих изменений. Среди теорий, гипотез, догадок, раскрывающие развитие мира, один из самых весомых мест занимает теория эволюции органического мира, эволюционизм целом. Эволюционное видение природы является важным компонентом современного мышления. Оно отрицает традиционные постулаты, догмы и стереотипы и утверждает примат общечеловеческих ценностей, обеспечивает устойчивый и смирен развитие человеческой цивилизации. В этом контексте система подходов, которую предлагает эволюционизм, играет важную роль в поиске оптимальных моделей будущего человека и биосферы, решении противоречий в системе “общество-природа» накопившихся проблем. Не случайно В. И. Вернадский так определил доминанту в научном познании XX в .: “Общее представление о мире резко меняется: с устойчивой динамического равновесия Ньютона мы переходим к представлениям о мире, бурно меняется, но кажется устойчивым в масштабе человеческой истории» (Вернадский, 1988, с. 128).Необходимо обратить внимание на тот факт, что большинство работ в мировой литературе посвящено такой форме теоретико-эволюционного знания, как дарвинизм. Но даже эта достаточно развитая и проанализирована форма теоретического знания, требует новых специальных исследований. Связано это, в частности, следующим: Интенсивным ростом источниковой база дарвинизма (новых публикаций дневников, эпистолярного наследия, рукописей 4 Дарвина) и библиографии трудов в этой области;исключительным разнообразием оценок сути дарвинизма и его философский смысл (вот некоторые из ннх: дарвинизм – купол механистического материализма; заслуга Ч. Дарвина – в замене метафизического взгляда на изменчивость организма материалистическим); признанием дарвинизма как теории, строит башни благодаря бросанию камней; дарвинизм положил конец парменидовський эре в мировоззрении; дарвинизм – величайшая революция в естествознании и т.п.. Отсюда и очень крайние суждения (от утверждений, что дарвинизм “пережевывает методологическую жвачку прошлых веков» (А. А. Любищев), к суждениям навподоби «только дарвинизм ‘* (Э.Майр); существенным развитием концептуальной структуры дарвинизма и неоднозначной оценке его места в системе современного теоретико-эволюционного знания. Как отметил А. С. Северцов, “в современной материалистической теории эволюции от дарвинизма осталась неизменной только основная идея, согласно а какой эволюция происходит на основе ненаправленный наследственной изменчивости под влиянием естественного отбора» (Северцов, 1986, с. 14). В данном случае следует напомнить, как относился к идейному наследию Ч. Дарвина выдающийся генетик XX в., автор хромосомной теории наследственности Т. Морган. Он показал нам пример уважения и одновременно критического подхода к сути дела: “Я искренне разделяю точку зрения моих коллег-биологов, и сам Дарвин, и его труды занимают первое место в философии биологии, но этот взгляд не должен препятствовать детальному анализу всего его учение с учетом тех достижений, полученных со времен Дарвина »(Морган, 1926, с . 78). Значительный эвристический потенциал имеют также анти и недарвинивськи концепции эволюции. Большинство работ в этой области имеет характер преимущественно критически апологетический: критический – направлен на выявление недостатков (особенно общего плана), апологетический – в плане монополизации права на истину (в одном случае – дарвинизма, если критиками выступают его сторонники, в другом – других концепций , если речь идет об авторах, настроенных по дарвинизма скептически). Всего сегодня сложилось довольно необычное положение, когда терпимость по отношению к другим точкам зрения очень редкая. Понятно, что такая ситуация имеет свои корни и свои причины, однако она не способствует серьезному анализу позитивных возможностей теоретического знания. Отсюда вытекает необходимость во включении в сферу анализа теоретических выводов различной степени совершенства и разной степени общности. Наконец, нельзя не учитывать такой существенный фактор институализации направленности теоретико-эволюционного знания, как мода на те или иные теории. Т. Г. Добржанский то сказал: “Мне пришлось слушать, как человек, имевший звание профессора зоологии, сказала перед собранием своих коллег, что« хороший человек не может изучать зоологию. Хороший человек может изучать, конечно, только молекулярную биологию “(Dobzhansky, 1965, р. 12). Для эволюционизма эта проблема всегда стояла остро; очень актуальной она является и сегодня. Многие биологи с превосходством относятся к традиционной еволюционистикы, отдавая свои симпатии популярным в данный конкретный момент взглядам и мыслям. Вред от такого подхода известна, как известно и то, что увлеченность тем или иным популярным подходом, с одной стороны, и учета приобретенного опыта, богатства тех подходов, сложившихся с другой, во многом противоречивы. Фундаментальные программы объяснения эволюции живого Разнообразие жизни и множественность моделей эволюции, объективные основания единства и единственности земной жизни свидетельствуют о необходимости достижения некоего целостного (в идеале – единственного) понимание эволюционного процесса.
Развитие научного познания показывает, что решить эту проблему стремилось многие поколения исследователей, но к созданию единой теории дело пока не дошло. Однако накоплен немало эвристических моделей синтеза знания, каждая из которых вносит свои штрихи к целостной картины эволюции живого. Одним из наиболее эффективных результатов, полученных на этом пути, является выработка определенных стратегий синтеза знания о временной и процессуальную динамику объектов биосферы. Назовем подобные стратегии программами теоретико-эволюционного синтеза.
Термин “программа” в современной философии науки, как правило, ассоциируется а концепцией «научно-исследовательских программ американского ученого венгерского происхождения Имре Лакатоша. Предложенная им модель развития науки опирается на научно-исследовательскую программу, состоящую а двух частей: жесткого концептуального ядрища и сферы окружающей вспомогательного знания. Такой конструкт не задаем жестких интерпретационных механизмов, но ориентирует на решение фундаментальных проблем науки в определенном направлении. В этом контексте “программа» отличается от теории своей большей пластичностью и вариативностью, хотя одновременно и определенной незавершенностью и аморфностью. & Открытость, способность к восприятию нового знания существенно усиливает эффективность такой формы организации научного знания.
Постижение различных программ эволюционного синтеза позволяет проследить главные траектории развития живого вещества, глубже познать эволюцию биосферы как целостной системы. Это обусловлено еще и тем, что в учении о биосфере сосуществуют множества моделей эволюции, большинству которых присуща относительная теоретическая незавершенность. Акцент на программы позволяет также типологизировать существующие модели эволюции и выявить их основания и возможности.
В эволюционизме проблема объяснения эволюции относилась преимущественно как проблема классификации существующих теоретических структур и концептов. Наиболее известные здесь такие подходы.
Немецкий биолог Л. Плате выделял «главные эволюционные теории», к которым он относил ламаркизм, неоламаркизм, ортогенез, теорию естественного отбора (Селектогенез), неодарвинизм и витализм.Русский историк науки Ю. А. Филипченко особенно выделял дарвинизм, неодарвинизм, неоламаркизм, мутационизм. Генетик Т. Морган основными эволюционными доктринами считал жоффруизм, ламаркизм, дарвинизм, “принцип развертывания» (генетический преформизм), мутагенез. Современные российские исследователи Жирмунский и Кузьмин считают, что существуют три главных направления объяснения законов исторического развития живой природы: катастрофизм, унифор- мизма и эволюционизм (дарвинизм).
Широкое признание получила классификация эволюционных теорий выдающегося американского эволюциониста Э. Майра. Все теории-объяснения эволюционных изменений разделил на две группы: монистические и синтетические. К первой отнесены экто- и ендогенетични концепции, теорию естественного отбора и теорию “случайности», ко второй – полифакториальни концепции, а среди них и синтетическую теорию эволюции, неоламаркизм и нынешний этап “современного синтеза» в дарвинизме. К. М. Завадский выделяет три основные группы концепций: эктогенез, Автогенез и Селектогенез; при этом критерием выделения есть определенный механизм трансформации биоты, который закладывается в ядрища соответствующей концепции.
Между тем ни одна из предложенных типологий не исчерпывает всей полноты эволюционизма, поскольку за пределами оказываются некоторые теоретические модели. Для снятия этого противоречия целесообразно объединить подходы Э. Майра и К. М. Завадского, и типологизировать модели эволюционизма как за объектом эволюционных изменений (то есть за эволюционирующим субстратом – системой), так и по механизму и двигателем эволюционных преобразований. Для полноты же охват всех основных моделей эволюционизма следует сделать объектом классификации именно “научно-исследовательские программы», что позволяет привлечь к объяснению живого не только совершенные формы организации научного знания (типа теории), но и менее определенные и достоверные (концепции, учение и т.д.).
Рассмотрим основные программы теоретико-эволюционного синтеза. Заметим, что названия соответствующих программ связаны либо с базисным содержанием или с именем ученого, который внес наибольший вклад в их развитие.
(No Ratings Yet)
Загрузка...