Софисты как явление античной философии (V -IV вв. До н.э.) интересное и противоречивое. С одной стороны, с ними связывают сутки греческого просвещения, называя их «учителями мудрости», а с другой – они имели плохую репутацию стяжателей, что были способны «торговать мудростью оптом и в розницу». Они имели и огромный успех, и их подвергали критике представители других философских школ. Кто же они были на самом деле?
Буквально “софист” – человек, посвятивший себя умственной деятельности; человек опытный в любой учености; человек, которая пыталась передать свое умение другим. Со временем значение термина несколько менялось. Если для Геродота софист является «мудрый человек», статус которого он предоставляет и Солону, и Пифагору, то уже в конце V в. до н.э. акцент переносится на преподавательскую мастерство – «учителя мудрости», путешествующих из города в город в поисках учеников, вознаграждений, популярности. Показательно, что философы досократиков, как правило, вели замкнутый образ жизни, общаясь с философских вопросов с единомышленниками. их путешествия на восток в Египет, или Вавилона также имели исключительно познавательный характер. Они были безразличны к известности и денег. Они не стремились выйти на широкую общественность, потому что считали философию делом единиц – избранников богов.
Времена изменились, и греческой демократии потребовались всесторонне образованные люди, обладали бы языке, словесностью, философией, риторикой, знакомы с некоторых научных дисциплин. Софисты стремились развить ум своих учеников, то есть научить думать и говорить; сделать их мастерами красноречия: говорить с любому поводу, излагать мысли кратко, или широко, говорить без подготовки, защищать парадоксы т.п.. Так что они готовили, прежде всего, государственных деятелей, не только осознают государственный интерес, формулируют его, но умеют сплотить вокруг него своих соотечественников, сделать их единомышленниками, то есть политиков, умеющих управлять людьми в государственных интересах. А для этого новому типу учителей надо обратить внимание на характер и особенности человеческого мышления, или, иначе говоря, сделать мышление предметом философского исследования. Это был первый в античности опыт рефлексии над сознанием. Софисты первыми поняли проблему бытия не как проблему «вещества», но как проблему сознания. Именно в этом их историческая заслуга
Софисты были убеждены, что мысль может все, потому что она существенна. В таком выводу они последовали элеатов: бытие – это то, что есть, поэтому оно вечное и неизменное; а небытие – то, что не является вечным и неизменным, оно преходящее и изменчивое. Чувственный мир кончен, а противоположный его конечности – мир идеальный, мир мышления. Действительно, в противоположность множества чувственных столов извечно существует только их сущность. Но, чтобы последнюю понять, надо выйти на уровень сущности, то есть на уровень мысли. Поэтому сущностью бытия, за софистами, есть мнение, а сущностью мысли есть бытие. «Бытие и мысль, что его осознает – одно и то же», – настаивал Протагор (480-410 pp. До н.э.). На основании этого софисты делают дерзкий вывод: «мысль может все», а все существующее в ней – достойное бытие, то есть того состояния, чтобы «быть». Отсюда софисты считают себя способными учить мудрости (= благотворительности); доказывать или опровергать любую мысль (надо только обладать соответствующими навыками). Так, Протагор в платоновском диалоге с одноименным названием объясняет Сократу, что он занимается тем, что дает людям духовную культуру, обучая последних гражданским добродетелям. Отсюда одинаковый интерес и к общего и единичного.
Все это дает основания утверждать, что именно софистам европейская научная мысль обязана принципами этнографии, социологии, юриспруденции, психологии и др.. Так, Гиппий составлял списки победителей олимпиад, интересовался этнографическими исследованиями; Критий также описал известные обычаи у разных народов в быту, на праздниках и т.д.. Продик и Антифонт известны как историографы. В сфере морали софисты (Протагор, Горгий, Гиппий, Калликл т.д.) сопоставляли различные мнения, аргументируя право каждого на существование. Конечно, за всем этим можно найти черты субъективизма, однако, лучше – осознать страстный интерес античных мыслителей ко всему существующему, их желание разнообразия мыслей и чувств, то есть заинтересованное отношение к человеку.
Таким образом, софисты, поставив сознание во рефлексию, подвергли сомнению и решились критиковать существующие догмы античной жизни в области этических, теоретических, религиозных и общественных традиций. По их мнению, именно индивидуум предстает последней инстанцией и критерием познания: «Человек есть мера всех вещей: существующих в том, что они существуют, а несуществующих в том, что они не существуют» (Протагор). Бесспорно, субъективизм софистов не подвергается сомнению. Однако, бесспорно также и то, что этот субъективизм – не простые прихоти или капризы. Это сознательное педали – ния (может, даже несколько превышено) мысли о том, что существование всего сущего относительное; оно не имеет смысла само по себе, а только получает его в человеческом понимании. Софисту Горгию (480-380 pp. До н.э.), который известен глубокими исследованиями свойств слова, принадлежит интересная мысль, которую можно передать следующим образом: «бытие» есть кое-что неизвестное, пока оно не достигает того, чтобы находиться в «явлении» (т.е. проявиться для кого-то); одновременно «явленное» будет несколько бессилен, если оно не достигает того, чтобы «быть» (то есть того, чтобы иметь свои корни в «бытии»). Как видим, Горгий не жесткая, что бытие никак не появляется, а явлению нет соответствующего бытия. Он отмечает, что «бытие» существует для нас в проявлении, то есть «явлением», и по «явлению» человек производит впечатление, познает «бытия»; вне «явлением», то есть о «бытие в себе» ни знать, ни сказать ничего нельзя. Сделав такие объяснения, можно обратиться к таинственному высказывания Горгия: ничто не существует; если оно существует, то для человека оно непознаваемое; если даже оно узнаваемо, то его невозможно выразить. Здесь при значительной доли скепсиса и нигилизма также нет абсолютного пессимизма относительно возможностей познания. Философ только проводит мысль, что в этом мире полного «бытия» нет. Остальное только появляется. Явление бытия в этом мире – частичное. Поэтому Горгий просто констатирует свое сомнение по сущностного соотношение, или меры совпадения «бытие» и его «явления», а отсюда – относительно границ человеческого познания. Вместе с этим сознательно определяется проблема относительности истины, что также является новым шагом в истории философской мысли.
Однако, констатируя интересные и важные достижения софистов в области антропологических исследований сознания и познания, следует иметь в виду конструктивную критику, которой они были подвергнуты со стороны Сократа и Платона. Субъектная относительность истины является важной теоретической заявке для более основательного и целостного осознания гносеологических проблем. Но предел субъектной присутствия и субъективизм в познавательном процессе – разные вещи. Сократ критикует их за отсутствие принципов настоящего сочетание процессов познания и воспитания. Еристичного мастерство подать любое положение как истинное и отстаивать его любой ценой сводит на нет поиск действительного основания всего существующего, чем наносит вред как познанию, так и воспитанию человека.
Итак, греческие софисты, как отмечал О.Ф.Лосев, – это первая ступенька самосознания духа, переходит от объективного космологизму к субъективному антропологизма, причем базой для необходимого здесь индивидуалистического развития служила афинская демократия в конце V в. до н.э. Софисты пожелали осознать природу и возможности человеческого мышления, и последнее вызвало к жизни скептицизм, субъективизм и творческий хаос, справиться с которым им не всегда удавалось; они первые поняли, что истина и сущность не тождественные понятия, что истина – это осознанная сущность, а потому – «человек есть мера всех вещей…»; не отрицая, что бытие способно проявляться, они поставили вопрос о мере этой явлености.
(No Ratings Yet)
Загрузка...