Долгое время исследования ивритской литературы ограничивалось прежде израильской литературой. Такой подход господствовал в течение периода национальной консолидации после 1948 p., Когда происходило формирование культурной идентичности писателей и литературоведов. Тексты канонических писателей до сих пор в значительной мере остаются на маргинесах исследований. Бялик и Агнон и сейчас привлекают внимание исследователей, однако мало кто писал о Ури Нисана Ґнесина, Гринберга или Альтермана. Однако в течение последних двадцати лет эта ситуация изменилась. После слов Данная Мирона о нехватке внимания к ивритоязычной литературной традиции появились историко-литературные исследования, означало рост интереса классическими авторами. На то были причины. Во-первых, в связи с ростом интереса женским письмом привлекли к себе внимание такие «классические» писательницы, как Двора Барон (Govrin 1988). Во-вторых, в Израиле изменились взгляды на диаспору. По ряду исторических и политических причин в конце 1970-х pp. израильское общество начало воспринимать диаспору как неотъемлемую часть собственной истории, превратило Израиль на коллективный феномен, который впитывает разнообразные политические и исторические элементы. Привлечение еврейской истории к формированию израильской идентичности и зарождения мессианских движений в Израиле привели к более четкому осознанию доизраильськои культуры как особого феномена. Как следствие – возросло количество исследований художественных произведений этого периода, а также изменился подход к писаной первым поколением иммигрантов (скажем, Альтерман, Голдберг и Гринберг) литературы о ишув.
Третьей причиной было то, что в 1950-1960-е pp. изучение этих писателей был ограничен самой атмосферой времени, поскольку доктринеры были заинтересованы потребностями и проблемами нового государства, что нашло отражение и в критике. В наше время универсальных теоретических исследований литературоведы могут себе позволить перепрочитуваты и интерпретировать эти тексты, применяя к ним инструментарий и взгляды, недоступные их предшественникам. Итак, современные исследователи, стремящиеся возобновить литературную традицию и применить к текстам современную литературоведческую методологию, перепрочитують много произведений периода ишуву. Хорошим примером здесь является рост количества феминистских и постмодернистских прочтений. Остается надеяться, что эта практика достигнет глубже в историю литературы – в частности, к периоду таскали, которая в течение нескольких десятилетий оставалась областью нескольких преданных исследователей. Собственно, уже начались феминистские исследования писательниц суток таскали (см. Cohen 1997; статьи в периодике).
Среди других особенностей нашего времени следует упомянуть открытие и внесения в канон забытых писателей – в частности тех, которые, как Давид Фогель, оставались без внимания по идеологическим причинам. В литературном журнале Микан, который выдает кафедра ивритской литературы университета им. Бен-Гуриона, раздел «Культурное забвения», в котором перепечатывают «забытые» тексты древних периодов. Впрочем, несмотря на новейшее тяготение к реинтерпретаций, на удивление мало написано об израильском поколения 1950-х, дор баарец, хотя Самех Изгар, один из его лидеров, обрел таки на признание критики. Возможно, это объясняется тем, что поколение Гринберга и Альтермана есть мировоззренчески ближе к нашим современникам, чем ориентировано на коллективизм секуляризованное поколения 1950-х. В обзоре современного израильского литературоведения Шакед обратил внимание на последние исследования писателей ишуву и вспомнил несколько студий о Амоса Оза и Авраам Б. Иегошуа (Shaked 1987).
(No Ratings Yet)
Загрузка...