Вторым представителем кружка каппадокийцев, единомышленником Василия Кесарийского был Григорий Назианзин, или Богослов (ок. 330 – ок. 390 pp.) – Блестящий проповедник, церковный деятель, мыслитель и поэт. Родом из Арианза Каппидокийського, что неподалеку от города Назианзин. Получил блестящее образование по риторике и философии, которая завершена была в Афинах, где он и сдружился с Василием из Каппадокии. Некоторое время был епископом сасими, затем Назианза (города Малой Азии). В 379 г. был призван на епископство в Константинополь для борьбы с арианством и в 381 г. председательствовал на Втором Вселенском соборе, но в том же году, в обстановке раздора и интриг, сложил с себя высокий сан, который мало соответствовал его созерцательной душевному настрою души, и вернулся на родину. Как мыслитель Григорий Назианзин почувствовал определяющее влияние платонической традиции. Высшее достижение его прозы – панегирики учителю и другу Василию Кесарийскому. Как отличный полемист он выступал против идей и деятельности императора Юлиана (последний посвятил все свои силы возрождению языческих культов как залога воспроизведения старой греко – римской культуры и победы над христианством). Вершины поэтической лирики Григория Назианзина отмечены как тонкостями античной формы, так и новой умилением отстраненно медитативной интонации. Исследователи считают, что его биографические поэмы и стихи по остроте самоанализа могут быть сравнены с «Исповедью» Августина Блаженного.
Григория Богослова также волнует реальность мироустройства и мировой гармонии, держится на Божественной единоначалия: «Так не нарушается закон подчинения, которым держится земное и небесное, через многоначалие не дойти до безначалия». Здесь восхищение христианина принципиально отлично от восхищения античного грека. Грека покорял видимый космос, только перед ним он, по определению О.Ф.Лосева, «падает вниз». Христианина поражает другое. Он узривае по естественной упорядоченностью нечто большее – Бога непостижимого. Гармония видимого – только символ величия Божественного, и к нему стремится душа верующего. Но открытый Он человеку? Григорий замечает: «нам даже вряд ли возможно и точное познание твари», если же иметь в виду Божественные ипостаси, то они трансцендентные и непознаваемым. Григорий Богослов утверждал, что языческие боги также представляют собой единство, но единство это – только логическая, а не субстанциальная; в язычестве общность имеет единство, представляется только мыслью, однако же неделимых много и разделены они между собой тем, страстями, силой… Не такое наше обучение: напротив каждая из ипостасей по тождеству сущности и силы имеет единство в соединенного не менее, чем с самим собой. Вследствие этого координация, царящей внутри тройственности, исключала всякий намек на любую субординацию.
Однако признание Бога в качестве единственной Личности, что существует в трех ипостасях, где каждая имеет личностный характер, хотя и содержит в себе начало апофатического богословия, по которому Бога невозможно ни изречь, ни осознать, но не исключает возможности индивидуальной встречи с Ним. Отсюда – Бог близок человеку по исконным замыслу Творца, однако удаленный грехопадением, при условии самоустранение от богопознания. Осознание своего назначения означает пробуждение от сонного забытья в поцейбичности и припоминания своей царственной достоинства. Одновременно это же означает осознание своей нынешней униженности и вины ее перед творцом. Такое духовное «пробуждения» для человеческой души – довольно болезненный процесс. И чем глубже, по Григорию Назианзин, скорбь человека об унижении в себе Божественного подобия, тем радикальнее его самоочищения и восстановления истинного состояния, тем реальнее открывается богопознания через богооткровенные.