Но не следует думать, что такое расширение территорий исследования является беспроблемным. Скажем, использование еврейских источников историками античности ставит вопрос, насколько маргинальными были евреи в греко-римском мире (nop .: Feldman 1993; Schafer 1997. См. Также: Goodman 1998); если они выдавались самим и своим соседям аутсайдерами, это сильно ограничивает информативную ценность еврейских источников для истории античного общества. Сочетание исследований над ранним христианством из иудаики подвергается проблему датировки и причин дальнейшего «различия» двух религий, в отношении которого у специалистов нет согласия (см., Напр .: Dunn 1992). Эти примеры иллюстрируют главные направления дискуссий: первый – какими были взаимоотношения евреев и иудаизма с окружающими сообществами и культурами того периода, второй – следует априори отдавать предпочтение изолированном рассмотрению имеющихся свидетельств о евреях и иудаизме, когда есть основания для сопоставления различных источников, и наоборот.
Большинство споров об отношении евреев к окружающей культуры сосредоточены на проблеме эллинизации иудаизма. Поскольку большинство евреев после завоевания Ближнего Востока Александром Великим оказались под властью режимов, которые считали греческий престижной языке политического и интеллектуального дискурса, мощное влияние греческой культуры на иудаизм является реальной проблемой, которую следует изучать, однако мотивации ее исследователей были разными. Для еврейских ученых Виктора Чериковера (Tcherikover 1959) и Элиаса Бикерман (Bickerman 1937), как и для многих современных исследователей европейского еврейства, главный вопрос, как можно догадываться, заключалось в том, в какой мере евреи античности переняли культурный опыт Греции на стадии становления «цивилизованного »иудаизма. Эллинистические и римские сообщества в целом были толерантными в том смысле, что почти перед каждым, кто соглашался принять культуру метрополии, открывался путь к социальному престижу и политической власти; с этой точки зрения ситуация поздней эпохи Второго Храма напоминает положение европейского еврейства писляпросвитницьких времен. Специфические примеры поведения или мышления ассимилированных евреев античности могли бы служить то примером для подражания, то предосторожностью (см .: Shavit 1997). Скажем, очень вероятно, что оживление интереса к Филона среди немецких евреев в XIX в. было связано с появлением либерального реформистского иудаизма. Исследователи Филона до сих пор делятся на тех, кто считает его греческим философом (классический труд: Goodenough 1935), и тех, кто отмечает неразрывной связи между Филонова и рабы- нистичнимы интерпретациями Библии (см .: Wolfson 1947); однако истина, видимо, лежит посередине.
(No Ratings Yet)
Загрузка...