В «Деяниях Апостолов» сказано, когда ап. Павел прибыл в Афины, где рассказывал Ареопаге (Верховном суде) о Боге неизвестного и таинственного, а также предсказал воскресение из мертвых, большинство из слушателей смеялось над ним. И только несколько человек, пристав к нему, уверовали. Среди них был Дионисий Ареопогит, которого греческая традиция считает первым афинским епископом. Дионисий Ареопагит – реальная фигура. Он был хорошо образованным, однако не известно, именно ему принадлежат произведения, широкой общественности стали известны несколько позже. Среди них «Об именах Божиих», «О мистическом богословия», «О небесной иерархии», «О земную иерархию», десять Посланий и т.д.. Часто их называют «Корпус Ареопагитики».
Относятся они реальном Дионисию Ареопагиту или их писал кто-то другой под прикрытием исторического имя – не известно. Среди исследователей есть уважаемые люди как с той, так и другой стороны. Но в любом случае все они относят эти творения по своим характером, направленностью и проблематикой до суток патристики. Однако, если патристы пытались осуществить постижения мистического сакрального, содержащейся в Библии в рациональный способ, то способ познания, предложенный Дионисием в названных работах, можно определить как мистическое осознание разумно организованного мира.
В христианстве, чтобы продемонстрировать величие Бога, богословы часто подчеркивая его недоступность никоим актам человеческого познания и мышления, прибегали к апофатики. Однако, в первые века апофатизм связывался только с ипостасью Бога -Отца. И хотя философы из Каппадокии много сделали, чтобы преодолеть субординацийнисть восприятия христианской Троицы, но окончательную ясность в эту проблему внесла наследие мыслителя под именем Дионисия Ареопагита. В его произведениях с огромной силой выдвигается на первый план апофатизм, однако, он перестает быть принадлежностью только первой ипостаси, а становится сущностью всех трех. Вместе с тем, апофатика боговизна -ния «своим другим» имеет катафатику. В свете надсущих проявлений человек познает Бога -Творца в его творении ипостасно. Так, первая ипостась (Отец), распознается в единстве многообразного мира и символизирует саму Единство, Источник; вторая ипостась (Сын) – выступает как символ Распределенной Множественности и третья (Св. Дух) – символизирует Благодатное Восхождение. Автор привлекает внимание к третьей ипостаси. Благодаря ей Божественная «конструкция» Отец – Сын получает характер единой динамической континуальной системы. Без третьей ипостаси вторая ипостась превратилась бы на рассудочной систему неподвижных взаемоизольованих моментов. Поэтому Божественная единство не может не быть тройственный, чем для нее как целого обеспечивается вечно творческое, надрозсудко – ве, то есть духовная жизнь. Последнее объясняется даже название третьей ипостаси Святой Дух. ее надо интерпретировать НЕ филологически абстрактно, а в контексте греческого образа мышления. «Дух» в переводе с греческого есть «пнев- ма». Это символ дыхания и жизни вообще. Итак, ипостась Святого Духа позволяет в осмыслении Бога осознать не только динамическую, то есть живое единство Троицы, но и сконцентрировать внимание на том, что есть не просто жизнь, а жизнь самой формы деятельности – «святая духовная деятельность».
Философское значение «Ареопагитик» заключается в том, что на примере решения чисто богословской проблематики автор понятийное исследует соотношение сущности и явления, особенности общего процесса познания одновременно с определением условий его полноте. Так, исследования единого Бога и Бога в энергичных проявлениях, то есть ипостасно, приводит его к выводу, что надо отказаться от дуалистического распределения на познаваемое и непознаваемое. Дело в том, что сущность не только предусматривает собственно явление, но и является в нем. По сравнению с изменчивостью проявлений, «сущность» является несколько устойчивое, неизменное в них. Подобно тому, когда «стольнисть» как сущность единичных столов является чем-то постоянным по сравнению с множеством ее физических проявлений. Однако, вместе с таким утверждением можно настаивать, что сущность также находится в становлении энергичного выражения, следовательно, включает в себя переход от абсолютной непознаваемости к сущности познаваемого. Таким образом, три ипостаси (Отец, Сын, Святой Дух) отнюдь не отделены от величия нэпе – знаванои сущности Бога. Более того, они являются ее проявлениями в свете энергий Божественной сущности. Итак, ипостаси является не энергиями сущности, а тем, что познается открывается в их свете. Например, представление о дереве мы можем получить с помощью представлений о ствол, ветви, корни. Но само дерево никак измельчается в своих свойствах. Да, и сущность чего-либо возникает носителем своих проявлений, но никогда не сводится к их сумме. Таким образом, ипостаси характеризуют сущность, проявлением которой они являются, но эта сущность полностью не определяется одной из них.
Далее, для Дионисия, бесспорно, существует граница между Богом и миром (об этом говорится в трактате «О божественных именах»). Она заключается в принципиальной разнице существование Бога и существование мира. Существование Бога «сокровенная бесконечность», в которой никому не удавалось приблизиться. Существование же мира заключается только в причастности к божественному бытию, к «сокровенной бесконечности». Можно сказать и наоборот, что «единственная божественность» и причастна, и непричастна мира. «… Никто не причащается лишь какой-то Ее части. Подобно этому, все находящиеся в окружности радиусы причастны ее центра, и оттиски печати Имеют много общего с ее оригиналом: оригинал присутствует в каждом из отпечатков весь, и ни в одном из них – лишь какой-то своей частью. Непричастность же Беспричинной Божественности превосходит и это, поскольку ни прикоснуться к Ней невозможно, ни других каких-либо средств для соединяющего с ней приобщение причаствующих не существует» 2. Итак, хотя божественное, явленное нам, и познается оно только путем определенной причастности к нему, однако, найти, какое оно есть в своем начале и основаниях мы не можем, потому что это выше разума, выше любой сущности и пизнання3. Мы можем разве что ссылаться на него как на начало, видя в нем и Свет, и Причину, и Сущность, и Жизнь, и Благо, и Любовь, и Мудрость, и Всемогущество, и Красоту. Приведенные определения – суть имена Бога, схвачены разноплановым человеческим восприятием.
Но Бог выше любое имя, потому что о Нем ничего нельзя сказать утвердительно, потому что любое утверждение как определение несет в себе ограничения, чем предполагается что-то «другое». Бог не знает другого; Бог выше любое определение; не знает границ, так как превосходит их. В этом смысл апофатики. Однако, апофатическое «не» не следует толковать как простое отрицание в системе тварных имен. Например, в апофатици отрицание касается не чего-то конкретного: чувственный – нечувствителен, умный – глупый и т.д.. Напротив, здесь «не» равноценно «сверх», «над»: умный – сверхумные, чувственный – сверхчувственный. «Как для чувственного неуловимо и невидимо умственное, а для наделенного облик и образом простое и НЕ имеющее образа, и для сформированна в виде тел неощутимая и безвидная бесформенность бестелесного, так, согласно тому же слову истины, выше сущностей находится сверхсущественная неопределенность, и превышающее ум единство условий. И никакой мыслью превышающее мысль Единое непостижимо; и никаким словом превышающее слово Добро не выразимо…; Сверхсущественная сущность; Ум непомыслимый; Слово неизрекаемое… Причина всеобщего бытия, Сама не Сущая, ибо пребывающая за пределом всякой сущности, – как Она Сама по – настоящему и доступным для познания образом, пожалуй, может себя открыть».
Если Бог не воспринимается ни словом, ни мышлением, то он не может быть предметом познания в обычном смысле, потому что он «выше» познания. Он – Бог безымянный. Он выше всего, «ничто среди несуществующего и ничто среди существующего»… Поэтому путь познания относительно Бога – то есть путь отвлечения и отрицания, путь замовкання (затихания), чтобы осознать, открыть Бога, «как изъятого из всего сущего». Итак, божественной Причине не свойственны ни слово, ни имя, ни знания. «Она не тьма и не свете, НЕ заблуждение и НЕ истина; к Ней совершенно НЕ применимы ни утверждение, ни отрицание; и когда мы прилагаю к Ней или отнимаем от Нее что-то из того, что за ее пределами, мы и НЕ прилагайте, И не отнимаем, поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего, и выше всякого отрицания превосходство Ее, как совершенно для всего запредельной». Кроме того, такой путь предполагает и начинается с очищения (катарсис), предшествующего экстаза. Есть выхода за все границы в некоторый священный мрак, «мрак молчания», «мрак неведения». Такое «незнание» – высшее познания и просветления в необъятной бездны Надмудрости, является познанием без слов и понятий, которое затем может разворачиваться в знания, адаптированное логической сознания.
С другой стороны, Бог присутствует во всем, поэтому все свидетельствует о Нем (ибо все является следствием Его творческой, или причинной деятельности) теофании, или Богоявления. Следовательно, и самого Бога можно назвать множеством имен, ибо каждое имя несет в себе всю полноту богооткровенного. Основательным понятием катафатичного богословия является понятие божественного промысла. «Промысел» предусматривает – нисхождение Бога в мир, пребывание в нем и возвращение к Себе – это круговорот божественной любви. Однако, «восхождение» и «возвращение», согласно христианскому пониманию Бога, и вопреки античному еманатизму, не затрагивает единства и тождества божественного бытия. Дионисий считает, что за действиями Своими Бог много имен, но в простоте Своего собственного бытия Он выше любого слова и имени.
Среди имен, которые предоставляют Богу как Причине, христианский автор выделяет общие имена Божии и имена, связанные с Его ипостасями. Общие имена присущи всей Троицы как Богу. Все определения апофатического и катафатичного богословия – то есть имена нарицательные, потому в божественном промысле присутствует вся Троица. И наоборот, все имена свидетельствуют о единстве Божества. Ипостасный имена (Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой) связаны: Во-первых, с определением особых свойств ликов: «нерожденный», «рожденный», «благодатное восхождение»; во-вторых, с проявлениями богоначалия, где последние – суть символы «Единства», «Созидание», «благоустройство жизни». Ипостаси едины, но не слиты согласно причастности к Божественной единства.
Знания о божественных именах для Дионисия Ареопагита – это возможности открытия Бога в мире и возможности пути человека к Богу. Поэтому с учением о божественных именах и «мистическим богословия» связано учение о иерархии: небесную и земную. Согласно ему мир – это мироустройство, мироздание, что пропитана идеей строя, строя, или «благостояния». Все ранжированы и подчинены. Способ подчинения низших чинов выше – это иерархия. Божественная иерархия является градацией священных чинов, выстроенные по уровню знания и деятельности; по глубине уподобление божественной простоты и богонаслидування. Цель божественной иерархии состоит в возможном богонаслидуванни и воссоединении с Богом. Способ деятельности божественной иерархии можно сравнить с «системой зеркал, отражающих в себе образ Бога». «Зеркала» те ясные и чистые, и каждом последующем (ниже) чина дают божественного сияния столько, сколько ему приемлемое и допустимо. Высшие чины просвещают низших. Началом божественной иерархии есть Божественная Троица – источник жизни и единства. Далее выстраивается небесная иерархия – лестница, воплощает в себе любовь к Богу и опыт общения с Ним. Небесная иерархия, или мир хорошей является посредником между Богом и миром дольные. Она – путеводитель земной иерархии. Она состоит из трех тройственных чинов: первый – херувимы, серафимы, престолы; второй – господства, силы, власти; третий – начала, архангелы, ангелы “.
Далее выстраивается мир дольний, или земная иерархия. Если цель небесной является слияние с Богом, то земная иерархия символизирует отход от Бога, недостаток добра, есть зло. Поэтому ее назначения обеспечить только богонаслидуван – ния, но не слияние с Ним.
Если кратко суммировать цель творчества Дионисия Ареопагита – автора одинаково таинственного и гениального, то она заключается в логическом развертывании смысла христианской любви, а также в осознании человеческого предназначения. «Любовь к Господу есть движущая сила, Его проявление и обращение к Нему – вечное замкнутый круг, берет начало в Добра и в Добро возвращается». Итак, не случайно, что наследие загадочного автора всегда привлекала внимание и христиан, и исследователей христианской философии.
(No Ratings Yet)
Загрузка...